Читать интересную книгу Политиканиада, по линии ада - Марина Леванте

Переводя взгляд с потолка на булькающую жидкость, переливающуюся в прозрачном сосуде газовыми пузырьками, живо представлял себя в той «чегеваровской» береточке, будто, это он, а не лектор стоял сейчас на трибуне и привычно произносил заученные слова и фразы, давно примкнув к тем, нередким в нашей жизни болтунам, что за свои умные речи о ценностях, правда, до конца не понятно, какие такие ценности, получают деньги по всему миру, на которые купят потом себе новый автомобиль, сядут в него и поедут дальше болтать и зарабатывать уже на следующую модель «джипа».

А некоторые из этой череды ораторов и лекторов всё же настолько устали болтать, почти напрочь выдохшись, что уже и не замечают, как давно несут одно и то же, и уже из года в год, не меняя даже не то, что риторики, и терминов, выработанных чуть не пару веков назад, и заработав на этом славу, а и постановки их в предложениях.

Как на одном из своих выступлений в который раз распинался на одну и ту же тему всё тот же неутомимый, по сравнению с другими, товарищ Кирхинштейн.

– Нам важно менять что-то в самом обществе. Ведь мы, господа, всё время говорим о традициях соборности и коллективизма, – особенно часто употребляя и подчёркивая значимость этих двух слов – «соборность и коллективизм», всё вещал борец за права пролетариата, и тут же, почти не останавливаясь, и не переводя дыхание, продолжил.

– Но дело в том, уважаемые коллеги, что наше общество самое разобщённое в мире, – в который раз уже произнёс великий, но не состоявшийся актёр, но теперь политик, почти как у американцев их Рейган, и заезженно понёс дальше:

– — Что значит, что за 25 лет неолиберализма (ещё одно его любимое словечко, без которого он ну, никуда и никогда) в России мы превратились в общество индивидуалистов без чувства собственного достоинства…

О каком чувстве достоинства говорил только что этот спикер и действительно, индивидуалист, что подразумевает, в его случае, безграничный эгоизм, которой так горячо и повсеместно вещал одно и то же и не просто так, а за деньги, вообще, мало, кому было понятно, особенно тем, кто хорошо был знаком даже и с переписанной самим же диссидентом биографией о своих славных подвигах.

Они лишь не уставали всё поражаться одному – как заскорузлые полозья этих разваливающихся на ходу саней до сих пор не стёрлись, в которые ловко залез Лазаревич, прочно уселся в них, удобно развалившись, и покатился, только не в гору, как ему самому казалось, а давно уж под гору… Потому что не все имели его за умника, и не все видели его в первый раз…

Да и вообще, мало сейчас кто в обществе умных людей удивлялся славе глупцов, потому что такие же глупцы и нацепили на этих болтунов лавровый венок и спели им не один дифирамб, по сути, в свою же честь.

Но всё же, главным и основным показателем отсутствия ума у этого бывшего студента театрального института, о чём ни раз свидетельствовали его однокурсники ещё в те далёкие и для кого-то ставшими культовыми, являлось то, что он, вроде, имея какую-никакую славу обладателя актёрского мастерства, так и остаётся до сих пор оборванцем, с готовностью взлетающим как 20 лет назад, будучи ещё молодым, на любую трибуну, куда позвали, и как Ильич, размахивающий кепкой, машет своим «амбивалентно», не гнушаясь никаким заработком, вместо того, чтобы в свои 57 уже сидеть в уютном отдельном кабинете, а не в «хрущёбе», составленной из двух квартир, всё достижение жизни, и не его, и строчить научные труды, уже сделав себе имя, то есть, просто получая дивиденды от своих инвестиций в самого себя… а не работая, будто клерком в том же банке, являясь, по сути, шестеркой на жизненном и не своём, а чужом Олимпе славы… как ни крути.

И поэтому давно постаревшему и утратившему былой задор Геннадию, правда, он этого упорно не хотел замечать, не то, что признавать, ничего не оставалось, как пытаться ещё очаровать молоденьких женщин, которым хоть на время, пока они лежали в кровати в гостиничном номере, он успевал наплести с пол короба о своих прежних подвигах, что-то придумать о теперешних достижениях… Короче, всех многочисленных историй его похождений, в которых не было почти ни толики правды, хватало месяца на три-четыре, чтобы заодно удовлетворить свои половые потребности, которым не потворствовала больше его Ольга, у неё были свои предпочтения, а так как достаточно взрослой женщине не получалось доказать свою несуществующую порядочность, то Лазаревич плюнул на свой возраст и выбирал себе девушек помоложе, у которых матери были его ровесницами.

В общем, только так он мог теперь жить полноценной жизнью женатого мужчины, имея на стороне временную жену.

***

Но Мила, хоть была и молода, но оказалась достаточно прозорлива, в сравнении с остальными «временщицами» пролетария—интеллигента, и довольно быстро раскусила всю сущность этого сутулого, годящегося ей в отцы мужчины, давно называя его про себя облезлым козлом с плешиной, не пойми где, то ли на затылке, то ли не теме.

Конец ознакомительного фрагмента.